Автор: RikaSA
Бета: Varesso, Enji, Stephania
Фандом: Weiss kreuz
Рейтинг: NC-17
Жанр: angst, romance, slash
Пайринг: Брэд Кроуфорд/Ран Фудзимия
От автора: Огромное спасибо: Варессо - моей бете и бессменному консультанту по Японии, еще раз Варессо и Стеф - за экскурс в экономику, Энджи - благодаря которой, этот фик теперь можно читать на нормальном русском языке
Отказ от прав: Персонажи фика принадлежат их создателем. Автор фика не извлекает материальной выгоды от их использования. Размещение фика на других ресурсах – с согласия автора. Ссылки на фик – приветствуются.
Отзывы: сюда
Когда я паркуюсь на стоянке, его еще нет. Но уже через пару минут он сбегает по ступенькам и почти бегом направляется к машине. Несмотря на палящее солнце, он по-прежнему носит водолазку, хотя на его запястьях и шее уже не осталось и следа от того ночного срыва. Может быть, опять всему виною одержимость, и он ни в силах расстаться с моей вещью, но проще предположить, что его гардероб уже в такой стадии негодности, что он вынужден носить в жару теплую вещь. Я распахиваю перед ним дверцу, обращая внимание, как мешковато сидят на нем потертые джинсы, и упрекаю себя в черствости. Он всегда был такой худой, что я и не заметил, как он похудел еще больше…
Он проскальзывает в созданную кондиционером прохладу салона и замирает на сидении. У него замученный и не очень счастливый вид. Да уж… Даже тот, кого очень сильно любишь, может довести до белого каленья. Хотя я вообще не понимаю, как у него хватает терпения каждый день выслушивать многочасовые монологи Айи…
- Что-то случилось? – нарушаю я молчание.
- Что? – он вскидывает голову и смотрит на меня. – Нет. Все хорошо.
- По тебе не скажешь, - констатирую я.
Он хмурит тонкие брови, но все же бурчит:
- Просто устал.
Все ясно, солнце еще не село, и хмурый звереныш еще не превратился в прекрасного принца… Машина выезжает за пределы больницы, и я поворачиваю в сторону центра.
- Куда мы едем, Кроуфорд? – и его голос дрожит на середине вопроса.
В прошлый раз, когда я повернул не к дому, мы поехали в клинику Рейко.
- В магазин. Надо купить кое-что из одежды.
Я делаю вид, что не заметил его испуга, а он, в свою очередь, пытается показать, что совсем не испугался. Наверное, он думает, что я хочу купить что-то для себя. Надеюсь, что небольшой шопинг не будет для него слишком большим испытанием. Никаких ширпотребных Мицукоси и Сэйбу, что-нибудь более высокого уровня, хотя, пожалуй, к посещению бутика Армани он еще не готов.
Когда я заезжаю на стоянку Сибуя Марк Сити, он смотрит на меня с искренним недоумением.
-Ты покупаешь себе одежду здесь? – в его голосе звучат ехидные нотки.
- Нет, - таким же тоном отвечаю я. – Здесь я покупаю одежду для тебя.
- Мне ничего не нужно, - тут же откликается он.
- Не потеряй штаны, Абиссинец, - парирую я, открывая свою дверцу. – Они велики минимум на пару размеров, - и выхожу из машины.
Он так ошарашен подобной «игривостью» с моей стороны, что просто вылезает из машины и топает следом. Я захожу в универмаг и интересуюсь у первой же улыбчивой служащей, где я могу приобрести желаемый товар. Ран мнется рядом с таким несчастным видом, что я с трудом удерживаюсь, чтобы не взять его за руку, и я действительно готов это сделать, если только он попробует предпринять попытку к бегству. Но у него хватает благоразумия не делать этого.
Через несколько минут мы находим нужную секцию.
- Ты ведь шутишь, Кроуфорд? – с надеждой спрашивает он, глядя на устремляющиеся в бесконечность стеллажи с одеждой.
- Ничуть, - я решительно берусь за тележку. – Вперед, Абиссинец.
Он медленно идет вдоль полок, рассматривая предлагаемый товар. У меня же начинает рябить в глазах от подобной цветовой гаммы уже через несколько шагов. Не понимаю, как можно что-то здесь найти? Но Ран подходит к какой-то полке, расправляя вполне сносную, даже на мой взгляд, футболку. Он, встряхнув, разглядывает ее, держа на вытянутых руках, потом кладет обратно, смотрит на ценник и идет дальше. Я двигаюсь следом и, проходя мимо, бросаю в тележку запечатанный пакет с нежно-лиловым содержимым с круглым размерным лейблом L. Он оборачивается на шелест и хмурится.
- Мы пришли за покупками, - не терпящим возражения тоном напоминаю я. – Вперед.
Теперь он действует осторожнее: не подходит близко, не прикасается, но все равно замедляет шаг и рассматривает то, что ему приглянулось. Конечно, в тележке тут же оказывается новый шуршащий пакет.
- Что на тебя нашло, Кроуфорд? – наконец, не выдерживает он, с ужасом глядя на наполненную разнообразными трикотажными изделиями тележку.
Я тоже смотрю на весь этот хлам, но совершенно с другой точки зрения. Я сделал все, что мог. Привел его в нормальный магазин готовой одежды для среднего класса, т.е. сделал уступку нам обоим: не эксклюзив, но и не обноски. Я не препятствовал его выбору, только слегка корректировал цвет…
- Розовую или голубую? – спрашиваю я, видя, что он смотрит на очередной шедевр поточной индустрии.
- Ужасные цвета, - бормочет он.
- Согласен, - кажется, мне удастся возродить в нем хороший вкус и заставить задуматься о более приличном стиле в одежде.
Мы, наконец, заканчиваем с трикотажем, но вот во всем остальном я не намерен идти ни на какие уступки: джинсы, обувь и белье я выберу по своему усмотрению и в более подобающих местах.
~~~
Через полчаса он обреченно стоит в примерочной специализированного бутика «Эвису», а рядом на полке громоздится сине-голубая джинсовая стопка.
- Я должен все это померить? – с сомнением спрашивает он.
- Не все, - разрешаю я. – Пока не выберешь две пары.
Он невежливо хмыкает и задвигает шторку.
Пока он копается, услужливая девушка помогает мне выбрать хлопчатобумажную спортивную рубашку. Как раз то, что нужно, если все время проходишь по жаре в места с кондиционером.
- Эти подойдут?
Я придирчиво осматриваю его. На мой вкус они слишком светлые, но сидят на нем идеально. Я киваю.
- И примерь еще вот это.
Он с сомнением смотрит на белоснежную рубашку толстовочного покроя в моей протянутой руке, но забирает очередную обновку и снова исчезает в примерочной. Я перебираю вешалки с куртками, раздумывая, не сделать ли джинсовый костюм из только что выбранных брюк.
- А как тебе эти?
Я поворачиваюсь и застываю. Как можно выглядеть так завораживающе непристойно в синей классической модели? Джинсы облегают его стройные ноги, как вторая кожа, обтягивая узкие бедра и подчеркивая выпуклость впереди. Вместе с белоснежной свободной рубашкой и алыми волосами это производит ошеломляющее впечатление. Мой взгляд настойчиво опускается чуть ниже его талии… и тут он поворачивается. Мне остается только сглотнуть. В ответ я слышу довольный смешок и поднимаю глаза. Он ухмыляется, глядя на меня в зеркало, явно довольный произведенным эффектом.
Ах, так? Я поднимаю бровь и решительно шагаю в кабинку, задвигая штору за своей спиной. Он успевает повернуться ко мне лицом с круглыми от удивления глазами и возмущенно пискнуть:
- Кроуфорд?!?
Я захватываю его губы, прижимая к себе за провокационную попку и поддерживая голову. Он, может быть, и готов к активному протесту, но в кабинке слишком мало места, а вывалиться наружу, вцепившись друг в друга, он не хочет совсем. И все-таки он извивается и что-то протестующе бурчит, доставляя мне еще больше удовольствия. Его рот - гладкий и горячий, с легким привкусом мяты от жевательной резинки. Я никогда не любил мяту, но сейчас эта сладковатая прохлада кажется мне завораживающе приятной. Его волосы щекочущей волной струятся между моими пальцами, когда я еще сильнее запрокидываю его голову. Я забираюсь ладонью под незаправленную рубашку и поглаживаю гладкую спину. Он тихо стонет, и сильней прижимается ко мне…
Когда я отодвигаюсь, он с трудом удерживается на ногах. Его глаза затуманены, а губы - как два пурпурных лепестка.
- Какого черта, Кроуфорд? - хрипло выдыхает он.
- Не дразни меня, котенок.
Я выхожу из примерочной и мило улыбаюсь ошарашенной продавщице.
- Эта нынешняя мода… Такие узкие, что он даже не может сам их застегнуть. Но мы их берем, раз уж он в них влез… И рубашку тоже.
Я-то могу застегнуть пиджак, а вот Рану приходится подхватить один из пакетов с покупками и крепко прижать его к себе. Его щеки и так пылают, а когда он натыкается взглядом на вежливую, но понимающую улыбку продавщицы, то и вовсе становится под цвет своих волос, и, подхватив еще пару пакетов, сбегает из магазина, оставив меня расплачиваться. С одной стороны, хорошо, что он не видит суммы, а с другой… Теперь я думаю, что выпускать его на люди одного и в таком виде небезопасно.
Но мне приходится рискнуть еще раз, потому что Ран снова сбегает в коридор между бутиками, на сей раз из магазина с бельем, предоставляя мне право выбора…
Я нахожу его у витрины спортивного магазина «Микаса». Он смотрит на кейко-ги с таким сосредоточенным и несчастным лицом, что для меня не остается никаких сомнений, о чем он думает.
Он не слышит моего приближения, поэтому вздрагивает, когда я кладу руку ему на плечо.
- Хочешь, купим тебе форму? Ты можешь заниматься и без оружия.
Он медленно поворачивает голову и смотрит на меня с искренним изумлением, как будто не верит, что я могу понимать то, что он чувствует. Я не отвожу глаз, выдерживая его пристальный взгляд. Наконец, он моргает, опускает ресницы и кивает.
Надеюсь, что он когда-нибудь сумеет себя простить. А я, со своей стороны, могу лишь немного подтолкнуть его к этой мысли….
~~~
Когда через час мы покидаем универмаг, за нами следует увешанный пакетами служащий, внешний вид Рана довершен черным кожаным ремнем и вполне приемлемыми туфлями от Камсана, а в руках он несет огромного мехового зверя. Я бы сказал, что это – помесь медведя со всеми известными мне четвероногими представителями дикой природы, но Ран уверенно идентифицировал животное, как собаку, попросив купить ее для Айи. Я еще раз кошусь на ярко-розового зверя, чьи конечности и уши развеваются и хлопают при каждом шаге несущего его Рана. Все-таки у нации, выросшей на аниме, весьма своеобразное понятие о представителях фауны.
Пока служащий перекладывает в багажник наши покупки, Ран укладывает это чудо на заднее сидение, и усаживается рядом со мной. Я слежу, чтобы багажник был захлопнут, протягиваю мальчишке чаевые и трогаю машину с места.
- Проголодался?
Ран просто кивает.
- Очень.
Я тоже ничего не имею против ужина. К тому же поблизости есть один очень неплохой семейный ресторанчик.
~~~
Я нашел это место совершенно случайно. Просто проезжал мимо, но внешний вид ресторана показался мне настолько привлекательным - низкий деревянный домик среди стеклянно-хромированных монстров, что я остановился и зашел внутрь. А уж когда и кухня оказалась на высоте, то я окончательно признал его право на существование и стал довольно часто сюда заглядывать. Никаких современных излишеств интерьера, новомодных веяний и громкой музыки. Только мягкий полумрак и национальный колорит. Рану тут определенно понравится.
Нас провожают в маленький кабинет, где мы усаживаемся на колени друг напротив друга перед двумя столиками. Ран отказывается от вина. Я – за рулем, поэтому тоже пью только воду со льдом, но мне становится жарко от одного взгляда на его красивое лицо, на тонкие пальцы, сжимающие палочки, на приникающие к маленькой пиале губы и глотающее горло. Он не поднимает на меня глаз и так отчаянно неуклюж, что я знаю, что он чувствует мой взгляд. Я не пытаюсь завести разговор, он, как всегда, тоже молчит. Мы просто ужинаем, но наши мысли заняты чем угодно, только не едой. Он жует слишком медленно, по-моему, прилагая гораздо больше усилий, чтобы не смотреть на меня. Я уже только пью, но ледяная вода не в силах утолить мою теперешнюю жажду. Его щеки откровенно пылают, а палочки подрагивают в руке, когда он тянется через столик за суши. Зачем ему еще еда, он, похоже, и сам не понимает, потому что просто смотрит на маленький накрытый креветкой брусок, лежащий теперь на его дощечке. Наконец, он откладывает палочки и берется за пиалу, но в этот момент неосторожно поднимает глаза, встречаясь со мной взглядом, и забывает про воду, так и не донеся ее до рта. Я смотрю в его темные глаза, жаждущие и испуганные. Его рука опускается, наугад ставя куда-то пиалу… Мы оба не понимаем, каким образом он умудряется испачкаться в клейком рисе, скорее всего, задевает какую-то еду, когда ставит воду на стол, но теперь, по крайней мере, четыре его пальца украшают белые рисинки.
Он смотрит на свою руку так же, как недавно смотрел на суши: невидяще и недоуменно, и почему-то не пытается воспользоваться салфеткой, предпочитая потянуть руку ко рту. Он облизывает указательный, затем так же задумчиво принимается за средний палец…
То, что делаю дальше я – абсолютное безрассудство: я встаю из-за стола, оказываюсь рядом с ним и, взяв за предплечье, поднимаю на ноги. Он вздрагивает от прикосновения и замирает, оказываясь передо мной. Я подношу его руку к губам и продолжаю очистку: безымянный, мизинец… Его ладонь не испачкалась, но меня это не останавливает. Только провоцирует: я скольжу дальше. Синяя жилка на тонком запястье бьется под моим языком. Я слышу его прерывистый вздох и приникаю к ней губами, впитывая всем телом неровную пульсацию. Его ладонь подрагивает в моей руке. Я чувствую, как его пальцы еле ощутимой лаской проходят по моим волосам, и поднимаю голову, притягивая его к себе.
Прилипшая рисинка выглядит слезой на его влажных губах. Я снимаю ее языком и, усмехнувшись, приникаю к его рту. Мягкий комочек становится призом в нашей игре. Я отдаю его ему, чтобы тут же забрать обратно. Он рычит и бросается в атаку, отыскивая маленькое зернышко в глубине моего рта. Впрочем, мы почти тут же забываем про него. Рисинка потерялась, растворилась где-то внутри поцелуя, поделив победу на двоих. Теперь я знаю, что он урчит от удовольствия, впитывая меня и растворяясь сам. Еще немного и я окончательно потеряю голову, набросившись на него прямо здесь, но каким-то чудом слышу шаги. За мгновение до того, как раздвигаются седзи, он тоже их слышит, распахивая замутненные глаза и издавая недовольный стон, когда я умудряюсь разорвать поцелуй.
Мы стоим, тесно прижавшись друг к другу, намного ближе, чем позволяют приличия, но меня это не волнует, а Ран, тихонько сглатывая, настолько во власти своего желания, что даже забывает покраснеть еще больше и отодвинуться от меня. Я не дожидаюсь счета, просто протягиваю ошарашенной официантке несколько купюр и снова поворачиваюсь к Рану. Он так смотрит на мои губы, что одного этого взгляда достаточно, чтобы свести меня с ума. Теперь я тоже думаю только о том, чтобы вернуть поцелуй.
Это безумие, но мы, как-то выбравшись из ресторана, целуемся прямо в машине, как два тинейджера, жарко, взахлеб, жадно лаская, чуть ли не срывая друг с друга одежду. Я возбужден не меньше его, но помню, что должен довезти его до дома. Я не могу себе позволить взять его прямо в машине. Раньше бы меня это не остановило, как, возможно, не остановит и в следующий раз. Но сегодня я должен обеспечить ему максимум комфорта.
Всю дорогу я стараюсь вернуть себе хоть каплю хладнокровия, пытаясь не смотреть на дрожащего от возбуждения мальчишку, который сидит в опасной близости от меня, обхватив руками плечи и закрыв глаза. Но воздух в машине такой густой, что с ним не справляется даже мощный кондиционер, и туман в голове не рассеивается, а только сгущается. Я еду, как сумасшедший, на немыслимой скорости, лишь через какое-то время осознавая, что в очередной раз все-таки повернул в нужную сторону. Наконец, я заезжаю в гараж, но едва машина останавливается, его глаза распахиваются, встречаясь с моими, и желание захлестывает меня с головой.
Мы опять целуемся. В машине, в холле, на лестнице…
В доме тихо и темно, но мы, наверное, не заметили бы, даже если бы нас встретили фанфарами и иллюминацией. Я вижу только его глаза: два огромных озера растаявшего фиолетового льда, на поверхности которого полыхает всепожирающий огонь, а глубоко внутри притаился страх.
Мы целуемся. В коридоре второго этажа, где остается мой пиджак и его белоснежная рубашка, в спальне, где слетают на пол мой галстук и сорочка…
Мне надо быть поспокойнее, но какое тут спокойствие, когда его тело с такой готовностью отвечает на каждое мое прикосновение? Его джинсы действительно слишком узкие. Одной рукой я прижимаю его к себе, а другой пытаюсь стянуть их с его бедер. Я рычу от нетерпения, а он смеется таким тихим, глубоким смехом, что меня бросает в жар. Если эта тряпка сейчас не поддастся, я разорву ее к черту, а завтра мы отправимся за новыми джинсами!!! То же самое я готов проделать со своими собственными брюками!
Наконец мы свободны. От одежды и от окружающей реальности. Я увлекаю его на кровать, подминая под себя, жадно целуя и лаская. Он то с жаром подается мне навстречу, то обессилено откидывается на подушки. Я не вижу его лица, облизывая плоский животик, но слышу его стоны, и этого достаточно, чтобы понять, что ему хорошо. А когда он замолкает, я подтягиваюсь вверх, накрывая его своим телом, и впиваюсь в его рот, не давая задуматься о ненужном. Ему сейчас вообще не следует ни о чем думать, только чувствовать. Я обрываю поцелуй, лишь когда добиваюсь знакомого урчания, а его дыхание сбивается совсем. Его тело выгнулось подо мной, еще сильнее впечатавшись бедрами и отстранившись запрокинутой головой. Его вздрагивающее, напряженное горло манит меня, как магнит, и я приникаю к нему губами, сначала нежно, но постепенно впиваясь все более болезненно. Мои бедра сами начинают неспешный танец, делясь жаром возбужденной плоти и получая в ответ такой же огонь. Я не сразу понимаю, что он застыл, как натянутая струна. Я думаю только о том, как хочу оказаться внутри него. Но, когда я осознаю, что что-то не так, то поднимаю голову и… вижу иррациональный страх в его широко распахнутых глазах и жалобно искривленный рот. Все беззвучно, как в моем видении. Теперь он как рыбка, выброшенная на песок, жадно глотающая воздух, но понимающая, что ее это не спасет. Подсознание странная штука. Ран изнывает от желания, но его страх все же сильнее.
Я не могу его потерять! Я должен это изменить! Я должен остановить себя… Не знаю, как мне удается это сделать. Мне казалось, что я давно перешагнул ту черту, остановка за которой уже невозможна. Но все-таки я ослабляю захват и скатываюсь с него, тут же привлекая к себе, не давая отодвинуться, свернуться в клубок, остаться одному.
Он сначала вырывается, но, осознав бесплодность своих попыток, замирает в моих руках. Я так возбужден, что даже радуюсь его неподвижности: пока он не двигается, у меня еще есть шанс не кончить от одного прикосновения к нему. Меня трясет от неудовлетворенного желания, но я только еще сильнее прижимаю его к себе, зарываясь пальцами в мягкие волосы и утыкаясь в них носом. Ран, Ран, Ран… Если и эта жертва окажется напрасной, агония будет длиться вечно. Мы никогда не сможем играть на доске в одну и ту же игру. У нас никогда ничего не получится.
Мои зубы издают противный скрип. Ненавижу безысходность. Я ненавижу чувствовать себя беспомощным!
Он медленно поднимает голову и смотрит в мое искаженное гневом лицо. Конечно, он думает, что я злюсь на него. Может быть это и так, но на себя я злюсь еще больше. Его лицо мертвецки бледное, а глаза - как два темных пустых провала.
- Почему ты остановился? – Его губы дрожат. Мне кажется, что он еле сдерживает слезы. – Почему ты это сделал?!?
- Мне больше нравится, как ты кричишь от удовольствия, чем молчишь от страха.
В моем ответе, как всегда, больше недовольства, чем чувства. Потому что в выражении первого я достиг совершенства, а показывать второе – мне совершенно недоступно. Я знаю, что измучил его. Своей холодностью и своим огнем, расчетливой жестокостью и непонятной терпимостью. Мы слишком разные по характеру, воспитанию, убеждениям, чтобы достигнуть понимания без особых усилий. Мы слишком глубоко увязли в своих ложных представлениях друг о друге и в ограниченных рамками отношениях. Мне стоит огромных усилий, нервов, ломки самого себя каждый прожитый рядом с ним день.
Для меня это вполне приемлемая цена за его близость, но я не знаю, могу ли сказать то же самое про него.
Он мягко высвобождается из моих рук и откатывается на край кровати. Я не удерживаю его, моей выносливости тоже есть предел. На сегодня я его достиг. Сейчас я встану и пойду в душ, а завтра отправлюсь в бордель, где какой-нибудь хорошенький мальчик с яркими волосами и необычным цветом глаз, наконец, избавит меня от этого давящего напряжения. А потом я отправлю Рана вместе с Айей в какой-нибудь санаторий, и к тому времени, как они вернутся, заставлю себя принять, что он - моя игрушка, ничего более. Если к тому времени он все еще будет меня интересовать.
Ран копается в тумбочке, не подозревая о моих размышлениях. Я откидываю одеяло, намереваясь встать, но тут он перекатывается обратно, прижимаясь к моему боку. Его волосы щекочущей волной проходят по моей груди, но он уже поднимает голову. На его лице решимость и неуверенность одновременно.
- Я хочу, чтобы ты сделал это, Кроуфорд…
Нагретый в его ладони тюбик ложится мне в руку. Как там сказал Шульдих: «сцепив зубы, пока мой разум, вслед за телом, тоже не признал, что все в порядке»? Ран решил последовать его совету.
Я стараюсь быть предельно осторожным. То, что происходит между нами сейчас, совсем не похоже на тот секс, который предпочитаем мы оба. Но я уже настолько многим поступился ради него, что еще одна уступка для меня не имеет значения, зато так много значит для него. Для меня любая попытка сохранить его намного легче, чем попытаться забыть. Лучше зыбкая почва под ногами вместе с ним, чем упорядоченное существование без него.
Я медленно, дюйм за дюймом, вхожу в его тело. Я не пожалел смазки и легко мог бы проскользнуть в него одним толчком, но я замираю всякий раз, когда его ресницы чуть подрагивают над распахнутыми глазами. Я вижу, что не причиняю ему вреда, но страх и ожидание боли почти всегда еще сильнее, чем физическое насилие. Он пытается расслабиться, но губы, сжимаясь в тонкую полоску, как будто посылают такой же импульс всему его телу. Я завладеваю его губами, не давая им сомкнуться. Мой язык скользит в его рот так же настойчиво, как погружается в его тело моя плоть. Медленно, осторожно, глубоко. Я пропускаю руку между нами и обхватываю его трепещущий член. Я скольжу пальцами в том же ритме, в котором двигаюсь сам – не торопясь, каждый раз почти выскальзывая из окружающей меня тесноты и неспешно погружаясь обратно. Совсем скоро он сам начинает толкаться в мою руку, устав от этой медлительности. Тогда и я вонзаюсь в него быстрее, но все так же глубоко. Теперь мне не нужно расслаблять его губы, они и так приоткрыты, выпуская громкие крики.
Еще несколько минут такого ритма, и его сперма выплескивается на мою руку, а я взрываюсь у него внутри.
Это самый долгий и мучительный оргазм из всех, что я помню. До темной пелены перед глазами, до почти болезненных судорог извергающейся плоти, до вырывающегося наружу хриплого крика. Мы мокрые и слипшиеся, как два новорожденных котенка, и такие же беспомощные, опустошенные и обессиленные, но по-прежнему вцепившиеся друг в друга и не желающие расцепляться. Я бы с удовольствием заснул именно так, в нем. Но мое место намного комфортнее…
Я поднимаю голову. Фиалковые глаза открываются, лениво скользя по моему лицу. Если ему и неудобно, то он ничем не выказывает своего недовольства. Я отвожу мокрую прядь с его лба, и уголки его губ приподнимаются в еле заметной улыбке.
- Ты мой, Ран.
Он тут же хмурится. Черт меня дернул заявлять свои права именно сейчас. Это и так не подлежит сомнению. Не обязательно было говорить об этом вслух…
Его глаза угрожающе сужаются.
- А ты мой, Кроуфорд, - безапелляционно заявляет он.
Я удивлен, но быстро нахожу ответ.
- Приговор обжалованию не подлежит? – немного ехидно интересуюсь я.
- Не-а. Это пожизненное заключение, - очень серьезно отвечает он.
Я не возражаю.
~~~
Не помню, когда я в последний раз просыпался так поздно. Но мы еще долго не покидаем постель, потому что когда просыпается Ран, я решаю, что вставать еще слишком рано…
Но, тем не менее, через какое-то время мы все-таки оказываемся на ногах, и тут вспоминаем о покупках, накануне оставленных в машине, а заодно и о разбросанной по пути нашего следования к спальне одежде. Мой пиджак обнаруживается в кабинете повешенным на спинку кресла, рядом лежит сложенная рубашка. Скорее всего, их подобрал Наги. Ни Шульдих, ни Фарфарелло не стали бы утруждать себя подобной аккуратностью, да еще вломились бы в спальню, вручить находку лично с глумливыми ухмылками на физиономиях.
Надо не забыть потом поблагодарить Наги.
Мы переносим покупки в комнату, за исключением мехового зверя: вечером Ран подарит его Айе, значит, не имеет смысла вытаскивать его из машины.
Я отправляюсь завтракать, оставляя Рана наедине со своим новым гардеробом. Хотя со стороны это выглядит как заваленная пакетами постель и не знающий с какой стороны подступиться к этой куче Ран. У него давно не было такого выбора и, мне кажется, что теперь он просто в ужасе.
- Кроуфорд…?
Его интонации бесценны. В одном слове подразумевается: «Что мне с этим делать?», «Ты заварил всю эту кашу, а теперь уходишь?!?», «Какого черта?!?!»
- Закрой глаза и вытяни наугад, - советую я уже от самой двери.
Он хмуро косится на меня, а потом решительно поворачивается к «противнику». Надеюсь, он последует моему совету, иначе вряд ли успеет одеться даже к обеду…
Всего через несколько минут я убеждаюсь, что он решил проблему по-своему, появившись на кухне в том, в чем вчера приехал из магазина: черные туфли, синие джинсы и белая рубашка.
Фарфарелло сталкивается с ним в дверях, оценивающе оглядывает с ног до головы, одобрительно хмыкает и исчезает в коридоре. Шульдих еще более откровенен: он без стеснения пялится на его задницу, не обращая внимания на мои предостерегающие взгляды. Конечно, я тоже замечаю, что на обтянутых бедрах Рана нет ни одного лишнего рубца ткани, значит он все-таки успел покопаться в белье и надеть стринги… Теперь он выглядит еще более непристойно, хотя до этого момента я не представлял себе, что такое возможно… Но один взгляд на его задницу отправляет в свободный полет мысли таких извращенцев, как я… или Шульдих!!! Я излишне громко ставлю чашку на блюдце, немец выходит из своего транса, наконец-то замечая мое недовольство, и широко улыбается.
- Я больше не буду, Брэдли, - невинно хлопает ресницами рыжая лисица.
- Я тебе не верю, - строго откликаюсь я.
- О чем это вы? - Ран, как всегда, все пропустил и теперь недоуменно смотрит то на меня, то на рыжего.
- Славно вчера порезвились? – с недвусмысленной ухмылкой интересуется Шульдих, снова переключая свое внимание на Рана.
Черт, еще немного и мне придется искать нового телепата!
Ран нахмуривается и вдруг расплывается в хитрой улыбке. Он потягивается, медленно, с удовольствием, как сытый довольный котенок, привставая на цыпочки и вытягивая вверх сцепленные руки.
- Неплохо, - отвечает он изумленному немцу и сладко зевает.
Нового любовника я точно заводить не намерен.
Мне хочется дать подзатыльник одному и отшлепать другого. Но тогда Шульдих будет долго ныть, потирая макушку, Рану придется вернуться в спальню, а я так и не сяду за работу…
Я ограничиваюсь выразительным, недовольным взглядом, проследив, чтобы его заметили оба. Они виновато опускают глаза, но ни на одном лице я не вижу искреннего раскаяния. Шульдих дурачится, Ран не видит смысла возражать. Вряд ли Ран когда-нибудь превратится в такую же продувную бестию, как рыжий, но если так пойдет и дальше, что-то мне подсказывает, что котенок не намного от него отстанет…
Я пью кофе, изредка поглядывая на задумчиво жующего Рана. Наверное, он, как и я, прекрасно понимает, что эйфория, в которой мы пребываем, не продлится вечно. От того, что мы решили одну из наших проблем, все остальные не исчезнут сами собой.
Он поднимает глаза. В них совсем немного беспокойства, пока. Я еле заметно улыбаюсь, его губы вздрагивают в ответной улыбке. На сегодня такой малости ему достаточно, чтобы успокоиться. Завтра этого наверняка уже не хватит. Но пока тучи рассеялись, я намерен наслаждаться этим обманчивым спокойствием. Конечно, человеку всегда мало того, чего он добивается: мне хочется, чтобы Ран, как раньше, сидел в моем кабинете, пока я работаю. Уже больше месяца его пустующий угол на диване угнетающе действует на меня. Но, покидая кухню, я ничего не говорю ему, а он сам не изъявляет желания последовать за мной.
Что ж, пока придется оставить все, как есть, а потом, может быть, из его памяти вытиснится все неприятное, что связано с кабинетом, и он снова займет свое место рядом со мной даже там.
Перед обедом я не могу его найти. Спальня пуста, но когда я спускаюсь на кухню, его там тоже нет. Он появляется минут через десять, оправляя футболку и приглаживая влажные волосы.
- Ты принимал душ? – недоуменно интересуюсь я.
- Ага. Я был в зале, а потом, естественно, в душе.
Я давно решил, что для поддержания формы лучше иметь все необходимое прямо в доме, чем ездить куда-то, теряя время и подвергая себя ненужному риску. Так что весь подвал – один большой тренировочный зал. Конечно, там есть и тренажеры, но только самое необходимое. Основное место – свободное пространство для тренировок, как с оружием, так и без. Фарфарелло проводит в зале больше всего времени, Шульдих и Наги появляются эпизодически. Я стараюсь заниматься не менее двух раз в неделю. Теперь туда будет наведываться и Ран.
- Устроим как-нибудь спарринг? – предлагаю я.
Он смотрит на меня и заливается краской, как будто я предложил совместный поход в душ, а не тренировку, потом наклоняет голову. Это можно расценивать, как угодно: то ли да, то ли нет. Но я для себя решаю, что это согласие.
Кстати, о душе. Почему мы еще ни разу не оказывались там вместе?
Надо будет обязательно исправить это упущение…
RikaSA
http://www.mr-yaoi.ru