Автор: RikaSA
Бета: Varesso, Enji, helen267
Фандом: аниме Weiss kreuz/сериалы "Buffy the vampire slayer" и "Angel"
Рейтинг: NC-17
Жанр: AU, angst, romance, slash
Пайринг: Ангел/Фарфи, Ангел/Спайк
Отказ от прав: Персонажи фика принадлежат их создателем. Автор фика не извлекает материальной выгоды от их использования. Размещение фика на других ресурсах – с согласия автора. Ссылки на фик – приветствуются.
От автора: Я постаралась, чтобы фик в любом случае читался, как ориджинал для тех, кто не знает один из фандомов. Для фандома Weiss Kreuz - это моя версия юности Фарфарелло и причин выбора объекта для навязчивой идеи. Для фандома Ангел/Баффи – то, что было после окончания 5-го сезона Ангела.
P.S. Я знаю, что «Bloody hell» и «Holly shit» не переводятся дословно, но в Баффиверсе «Кровавый ад» и «Святое дерьмо» стал некоей визитной карточкой обожаемых вампиров, поэтому так тому и быть. Лексика Спайка тоже вписывается в образ персонажа.
От автора: Helen и HildaA за то, что захотели видеть это на бумаге и сподвигли меня на сей подвиг; бетам – за кропотливый и очень нужный труд; The Hanged Man – за помощь в постановке диагноза Фарфи (по симптомам паранойяльно-эпилептоидной психопатии и построено поведение персонажа); Stephania – за мырство и вдохновительность.
Отзывы: сюда
***
Джейсон нервничал и злился. В прошлый раз все начиналось точно так же. Сначала были испуганные взгляды матери, исподтишка, из-под опущенных ресниц, и сосредоточенное лицо отца. Еще ребенком Джейсон наизусть знал историю о том, как тяжело он, первенец, достался своей матери. В семье стыдливо умалчивали подробности мучительной беременности, зато не упускали случая напомнить, что он обязан своей жизнью Богу, который был столь милосерден, что дал матери силы выносить плод и пережить роды.
Джейсон ненавидел эту надоевшую историю и не понимал, почему должен считать милосердным Бога, который позволяет так доводить его. Один раз он спросил об этом у отца, и его впервые в жизни наказали, отправив спать без ужина. У матери Джейсон даже не пытался ничего выяснять: ему всегда казалось, что она сторонится его. Такое отношение казалось правильным. Он сам несколько месяцев не приближался к огню, помня ожог, а потом еще долго обращался с ним очень осторожно, несмотря на то, что болевые ощущения были незначительными. Но Джейсон, хотя так и не понял, почему другие дети ревут там, где он только начинает морщиться, просто принял это как очередное доказательство что он не такой, как все. Так что если мать действительно пострадала из-за его появления на свет, то ее дальнейшие опасения были вполне объяснимы.
А потом, когда Джейсона стали водить в дошкольную группу при монастыре, он познакомился с таким же «труднорожденным» ребенком. Мать носилась с ним, как с фарфоровой куклой, всячески опекая своего малыша. Тогда Джейсон никак не мог понять, как такое может быть. В конце концов, он решил, что его мама другая. Она просто этого не умеет. Уже тогда он знал, что взрослые умеют далеко не все. Не умел же его отец рисовать, хотя для него самого это не предоставляло никакого труда. Наверное, его мама не умеет быть ласковой и любящей…
А потом оказалось, что умеет.
Когда Джейсону шел седьмой год, в семье родился еще один мальчик, ставший центром родительской любви и источником непрекращающегося раздражения Джейсона. Младший брат вечно путался под ногами, подрастая, во все совал свой нос, копался в папках с рисунками и ябедничал старшим. Джейсон возненавидел его еще сильнее, чем тихую, как будто чем-то испуганную мать и строгого, холодного отца.
-Ты ревнуешь, что они больше любят меня, - выкрикнул однажды маленький ублюдок, когда Джейсон с боем отнял у него свою кисточку.
Джейсон искренне удивился. Он никогда не желал их любви. Может быть когда-то, когда был совсем маленьким, но в 12 лет он этого уже не помнил. Он предпочел бы, чтобы его оставили в покое и не мешали рисовать. Сейчас он хотел только избавления от помех.
Мать настаивала, чтобы он причащался каждое воскресенье, а потом всегда долго разговаривала со старым священником, зачастую уходя от него в слезах. Но все остальное свое время отдавала младшему сыну. Она читала ему сказки, целовала на ночь, квохтала над ним, как наседка. Над маленькой дрянью, таскавшей у него кисточки и краски! И она считала, что этому ублюдку не в чем исповедоваться каждую неделю? А ему, Джейсону, непременно надо накопить что-то за 7 дней и снять это с души?
А отец? Он поступил еще хуже. Его отец, вечно считавший каждую копейку, и поджимавший губы, когда он просил купить ему новый альбом, вдруг расщедрился на километровые счета для доктора! Трясущийся над каждым центом мистер Фарел оплатил его, Джейсона, визит в частную клинику! Просто скотина!
А потом родители и вовсе от него отказались! Они решили запереть его в психушке.
Что он им сделал? За что они его предали?
А теперь его предавал Бог. Тот, кто был больше всего дорог ему.
Нет, не тот, на чей спокойный лик он смотрел каждую воскресную мессу, усевшись на скамеечке и придав своему телу соответствующую смиренную позу. Не тот, от чьего имени седовласый священник отпускал ему грехи.
Тот, кого все считали Богом, был для Джейсона только статуей, добротно вылепленной и представленной в подходящем интерьере. За долгие часы, проведенные в церкви, Джейсон изучил каждую черточку распластанной на кресте фигуры и с закрытыми глазами мог указать на все ее изъяны. Этот Бог не был совершенен. На него Джейсону было наплевать.
Настоящий Бог должен быть другим. В этом юноша был твердо уверен. И его Бог был настоящим. Его тело было совершенно. Его кожа была гладкой и прохладной при прикосновении, мускулы упругими и твердыми на ощупь. Именно таким, каким и должно было быть тело настоящего Бога. Его глаза то были темными и бездонными, как тьма, которой Джейсон никогда не боялся, то - ласковыми, как прикосновение света… Так, как и должно быть у настоящего Бога: свет и тьма…
-Ты сегодня какой-то тихий, Джейсон…
Юноша вздрогнул, поднимая голову, встречая взгляд этих самых глаз.
-Я… немного устал, - пробормотал он, глядя на своего любовника.
-Жаль, - вдруг искренне огорчился доктор Андерсон, - а я как раз ждал твоего возвращения, чтобы поговорить.
Юноша мгновенно насторожился.
-О чем?
-Доктор решил перенести приемный кабинет из центра города в собственный дом, Джейсон, - ответил О’Коннел. - Я подумал, что может тебе будет интересно попробовать свои силы не только в оформлении антикварного салона?
-Что? - Это было так неожиданно, что юноша не смог скрыть своего изумления.
-Я, конечно, понимаю, что это не совсем то, что тебя интересует, - добавил доктор, - но…
-Значит, Вы пришли, чтобы поговорить об оформлении кабинета? - невежливо перебил Джейсон, все еще не веря своим ушам.
Мужчины недоуменно переглянулись.
-Ну, да, - терпеливо повторил доктор. - Я в этом городе недавно, вот и решил спросить совета у старого друга, к кому мне обратиться за подобной услугой.
-А я подумал, что сначала можно поинтересоваться у тебя, но если ты…
-Нет! Я хочу попробовать! - Джейсон заулыбался, с трудом сдерживаясь, чтобы не засмеяться от счастья.
Какой же он все-таки мнительный дурачок! Все, оказывается, так просто!
-Я попытаюсь Вам помочь, доктор Андерсон! Только я не уверен, что у меня получится. Я не представляю, как должен выглядеть Ваш кабинет. - Джейсон тарахтел, чуть ли не захлебываясь от облегчения. - Ох, то есть, конечно, представляю… Вернее, я не понимаю, чем должен отличаться новый от того, который есть сейчас...
Доктор с улыбкой смотрел на него. А О’Коннел ласково взъерошил его волосы. И только тогда Джейсон, потупившись, замолчал.
-Именно поэтому я и хотел тебя дождаться, - все еще улыбаясь, сказал доктор. - Сначала узнать, согласен ты или нет, а, если да, то обговорить детали. Так ты согласен?
-Да! Конечно!
***
Стоя у окна своего кабинета, темноволосый мужчина наблюдал за двумя расположившимися на террасе молодыми людьми. Две белобрысые макушки разного оттенка склонились над столом. Их обладатели вели себя, как мальчишки, нетерпеливо ерзая в плетеных креслах, каждый поджав под себя одну ногу, обмениваясь репликами и что-то рисуя на лежащем перед ними листе.
Две причины для головной боли… С одной из них Ангел был готов мириться вечно, а от другой хотелось побыстрее избавиться. Если бы он только мог выставить одного за порог, исчезнув с другим… Но он знал, что никогда себе этого не позволит, потому что потом не сможет жить в ладу со своей совестью… Даже от подобных мыслей Ангел чувствовал себя настолько виноватым перед Джейсоном, что вел себя с ним преувеличенно мягко, прекрасно понимая, что этим еще больше все запутывает. Потому что дает юноше необоснованную надежду на свою любовь…
Спайк был прав. Он, Ангел, снова повторил ту же самую ошибку. Он снова лгал самому себе, что кто-то другой может занять в его сердце то место, которое давным-давно принадлежит одному неуравновешенному белобрысому существу. Он сделал свой выбор больше ста лет назад, обратив его, сделав себе подобным, предложив ему разделенную вечность. С тех пор судьба не раз испытывала их на прочность, то отдаляя друг от друга, то сближая, а то и вовсе делая врагами. Но каждый раз снова сталкивала их лицом к лицу в одной стране, в одном городе, в одной постели.
Казалось бы, он уже должен был поумнеть и принять очевидное: когда в его жизни появляется Спайк, слетают маски с придуманного им мира, временщики уходят, уступая место тому, кому оно принадлежит на самом деле. Все встает на свои места, так, как и должно быть.
Вот только приходится исправлять ошибки, и каменный груз вины становится еще тяжелее.
Ангел вздохнул. Если бы мальчишка был не таким ранимым и неуравновешенным… Если бы он не был таким влюбленным и упрямо борющимся за свою любовь…
-Надеюсь, тебе удастся помочь нам всем, малыш… - еле слышно прошептал Ангел, глядя на склоненную светло-русую голову, чуть ли не в первый раз за долгое знакомство с этим мужчиной допуская мысль, что создавшуюся ситуацию может разрешить не он сам, и даже не просто кто-то другой, а именно тот, кого сейчас звали доктором Андерсоном.
И его как будто услышали, потому что блондин поднял голову, одарив его чуть насмешливым, но от этого не ставшим менее желанным взглядом. Всего на одно мгновение, но брюнет успел ответить искренней, ласковой улыбкой. Следом за русыми волосами взметнулись платиновые, но их обладателю достался уже только отблеск истинного чувства.
Ангел снова вздохнул и отошел от окна.
***
Через пару дней Джейсон понял, что поспешил с выводами: он был в таком отчаянии от появления доктора в их доме, что принял на веру все, что ему сказали. Но теперь то чувство облегчения, которое он испытал, когда визит доктора обернулся просьбой об оформлении кабинета, снова сменилось безотчетной тревогой. Хотя он признался себе, что при других обстоятельствах ему бы даже понравилось общаться с этим мужчиной.
Сколько юноша себя помнил, он всегда держался обиняком. В католической школе у него совсем не было друзей: ему было скучно в обществе послушных детей, воспитанных в такой же строгости, как и он сам. Но Джейсон никогда не чувствовал себя таким же, как они. Он понимал, что он другой, хотя бы потому, что, даже когда ему исполнилось 15 лет, его по-прежнему не тянуло к девушкам. Он уже тогда твердо знал, что хочет повстречать своего Бога, но так же отчетливо понимал, что никому не должен об этом говорить. Он был другим, потому что, учась рисовать, никогда не увлекался библейскими сюжетами. Этот придуманный скучными старцами мир его не интересовал. Было в нем что-то искусственное, в чем не мог существовать настоящий Бог. Но в той обстановке, в которой вынужден был находиться он сам, Джейсон тоже не чувствовал себя на своем месте. Он никогда не сомневался, что когда-нибудь его жизнь изменится. Пусть пока его мир ограничен школой при монастыре и надоевшим домом, где ему приходится нянчиться с младшим братом под присмотром молчаливой матери, когда-нибудь он непременно вырвется из этого серого болота. Туда, где обязательно найдет своего Бога.
И когда это наконец случилось, он принял все как должное и получил от жизни то, что давно заслужил: мир, который не был скучным и серым; мир, в котором жил его Бог.
Джейсон никогда не был настолько наивен, чтобы не понимать, что его сверстники впустили его в свою компанию только потому, что его опекуном был богатый и влиятельный человек. Он прекрасно видел, что сам по себе он никого не интересует, как не интересуют его настоящие проблемы. Все разговоры его «друзей» сводились к девочкам, шмоткам, машинам и скаредности богатых родителей. И Джейсону опять оставалось только терпеть, скрывая свои истинные чувства. Он даже думать не хотел, какой будет реакция его сверстников на то, что на самом деле О’Коннел - его любовник. Но он умел ждать и не собирался разрушать мир своего Бога.
А теперь в их уютный мир вошел третий. И если О’Коннела Джейсону хотелось слушать, лишь изредка вставляя реплики, так завораживал юношу его голос, заставляя сердце биться чаще и разжигая в теле и так с трудом сдерживаемый огонь, то с доктором он бы мог разговаривать на равных, если бы этот мужчина не был так необъяснимо опасен! Если бы Джейсон не начинал задыхаться от ревности, когда белокурый красавец оказывался рядом с его любовником. Если бы, в конце концов, он не был врачом! Джейсон все время об этом помнил. Хотя Андерсон ни разу не сделал ни одной попытки свернуть разговор на неприятные для Джейсона темы, что-то уточнить или что-то выспросить, но юноша все чаще чувствовал, что доктор извлекает из их невинных бесед именно то, что хочет узнать. Он ощущал себя пешкой в непонятной для него игре, подопытным кроликом, не знающим истинной цели эксперимента. И что самое страшное, ему начинало казаться, что О’Коннел не только не предпринимает ничего против, но и всячески потворствует происходящему.
Джейсон теперь часто бывал в доме доктора, где уже начался ремонт одного крыла, предназначенного под новый офис. И лишь в самом начале, один или два раза, вместе с юношей поехал О’Коннел. Он встретился с архитектором, обговорил основные условия и больше не вмешивался. Потому что Джейсон попросил дать ему шанс попробовать свои силы. Так попросил, что у антиквара не нашлось доводов для возражений. И снова только через какое-то время юноша понял, что все равно не может контролировать встречи своего любовника со старым другом: он ведь не знал, чем они занимаются в течение дня. Получалось, что он согласился на участие в проекте, дав им повод лишний раз встречаться, и ревность не давала ему покоя ни днем, ни ночью. А уж когда эти двое находились рядом, в его глазах мутнело от ярости.
Хотя Джейсон так и не сумел увидеть ничего предосудительного в поведении обоих мужчин. И от этого было еще хуже. Он искал подтверждения своим подозрениям, вглядываясь в темные глаза О’Коннела, когда внезапно приходил к нему в офис в середине дня, пытаясь угадать, виделся ли он сегодня с доктором. Джейсон смотрел в голубые глаза Андерсона, когда тот оставался на обед, и гадал, встречался ли тот утром с О’Коннелом. И каждый раз не находил никаких улик.
Та жизнь, о которой он мечтал, все больше превращалась в кошмар.
***
Джейсон стоял на террасе и, судорожно ловя ртом свежий вечерний воздух, безуспешно пытался сдержать струящиеся по щекам слезы. Жалюзи на окне кабинета были опущены, но одна створка приоткрыта, и до него доносились приглушенные звуки двух мужских голосов и смех.
Доктор же сказал, что ему надо обсудить с О’Коннелом смету на этот дурацкий ремонт, но что может быть такого смешного в настоящем деловом разговоре? Они обманули его? Хотя и он сам не до конца был честен: после ужина попрощался с ними и сказал, что пойдет спать, а вместо этого стоит тут на пронизывающем вечернем ветру в одной футболке, пытаясь услышать, о чем же они говорят! Но, выйдя на террасу и услышав счастливый смех своего любовника, он замер, как вкопанный и стоял так уже бесконечное множество минут, пытаясь собраться с мыслями.
За то время, что он был рядом с О’Коннелом, ему ни разу не приходилось слышать его смеха…
Они оба все время обманывают его. Нет, не оба. О’Коннел не может его обманывать. Значит, это доктор так умело набрасывает свою сеть, что его любимый запутывается в ней все больше и больше. Несомненно, это так приятно - встретить среди чужих чопорных лиц старого друга. Снова получить возможность разговаривать с интеллектуальным собеседником, умеющим поддержать беседу, а не с зеленым мальчишкой, который с восторгом смотрит в рот, ловя каждое слово… Конечно, блондин перетягивал его внимание на себя, прекрасно зная, как получить то, что он хотел…
Джейсон скрипнул зубами, а его руки невольно сжались в кулаки. «Я, может быть, не так умен, как Вы, доктор Андерсон. Может быть, у меня не столько жизненного опыта, как у Вас. Но я тоже упрям и не собираюсь отдавать то, что принадлежит мне!»
Юноша развернулся и вбежал в дом. Направляясь в кабинет, он еще не знал, чем мотивирует свое возвращение и что вообще скажет, прервав уединение двух мужчин. Он вообще не был уверен, что будет говорить. Гнев холодной волной окутал его разум, и неизвестно, чем бы все это закончилось: очередной разбитой вазой или чем-то похуже, но кабинет, куда он вбежал, оказался пустым. Только на столе стояли два бокала: один с недопитым красным вином у кресла О’Коннела, другой - пустой - рядом с гостевым стулом. Джейсон вдруг ощутил страшную усталость, сделавшую его тело каменным и непослушным. Он медленно обошел стол и почему-то провел кончиком пальца по краю еще наполненного темно-красной жидкостью бокала. Ему безумно нравилась привычка его возлюбленного «бродить» пальцами по прозрачному стеклу. То, что О’Коннел неосознанно вытворял с бокалом было так сексуально и даже… непристойно! Сначала Джейсон краснел, понимая, что возбуждается, глядя на скольжение тонких пальцев по тонкой стеклянной ножке…
Юноша посмотрел на полупустой бокал и нахмурился, ощущая, как снова мерзко и тягуче заныло сердце. Что такого было между этими двумя мужчинами, что заставляло его чувствовать себя лишним в их присутствии? Что связывало их в прошлом: только дружба или нечто большее? Они когда-то были любовниками? Или стали ими только сейчас? И вообще, стали ли?
Тонкие пальцы бессознательно сжали хрупкий бокал.
«Я не хочу, чтобы между ними что-то было. Не хочу!», - Джейсон мотнул головой, поднял бокал и одним махом его осушил.
Ох… Как будто разом перекрыли кислород, а в глазах все почернело от накатившей тошноты. Стало так плохо, что последней частицей ускользающего сознания юноша даже обрадовался, когда просто провалился в темноту, вместо того, чтобы и дальше сдерживать эту головокружительную тошноту.
***
Джейсон все еще был без сознания, когда двое мужчин, проходя мимо по коридору, увидели его неподвижное тело и бросились в кабинет.
-Ты оставил на столе недопитый бокал? - нахмурившись, спросил блондин.
-Ну, да. Я часто так делаю…
-Ага. А кто-то всегда ругал меня за беспечность?
-Он же не любит красное вино! - оправдывался брюнет.
-На фига было переливать кровь в бутылку?
-Мне казалось, что так мы меньше привлекаем внимания к своей неординарной еде…
-А кое-кто всегда утверждал, что я - позер, - выгнул бровь Спайк.
Ангел не нашелся, что сказать. Он опустился на колено рядом с раскинувшимся на ковре Джейсоном, приподнимая голову юноши, но приводить его в чувство не торопился. Он наблюдал, как доктор поднимает с пушистого ковра так и не разбившийся бокал, ставит его в бар и, нажав специальную кнопку, переворачивает вокруг своей оси. Открывшийся бар был точно таким же: с зеркальными, чуть вогнутыми стенками и бутылкой «Шато Петрюс» посередине. Блондин достал чистый бокал и плеснул туда немного вина.
-Отпей, - пробормотал О’Коннел.
-Ага, знаю, - откликнулся доктор. - Из бокала должны были пить…
***
Когда Джейсон открыл глаза, над ним склонился взволнованный О’Коннел и участливый доктор Андерсон.
-Что с тобой, Джейсон?
-Ну и напугал же ты нас.
-Это вино… - еле слышно пробормотал юноша.
В горле все еще стояла тошнота, но почему-то этот привкус казался не таким, как он его помнил.
-Я допил твое вино, оно было, как… как…
-Вино? - изумленно переспросил блондин и, подняв с пола бокал, понюхал. - «Шато Петрюс» в чистом виде.
-Что? Нет… у него был запах…
-Конечно, у него есть запах, - покачал головой О’Коннел, а доктор сунул ему под нос бокал раньше, чем Джейсон успел отшатнуться.
Действительно, терпкий цветочный запах.
-Нет! Оно пахло не так! - Джейсон упрямо мотнул головой, но задохнулся от новой волны тошноты.
-Днем стоит ужасная жара, а вечерами из-за этого слишком холодно. Ты, наверняка, провел несколько часов на солнцепеке, Джейсон, а сейчас был на улице, даже не надев куртку. - Прохладная рука доктора легла на его лоб раньше, чем юноша успел отшатнуться. - Ты весь горишь, - констатировал блондин, как будто не заметив этого движения. - В постель, горячего молока и аспирина, а утром - вызвать домашнего доктора, - скомандовал Андерсон, посмотрев сначала на О’Коннела, а потом снова на Джейсона.
-Да, наверное, Вы правы… - чуть слышно пробормотал юноша. - Мне действительно плохо… Но это вино было похоже на…
-Давай-ка я уложу тебя, мой маленький эльф, - заботливо произнес О’Коннел. - Я не хочу, чтобы ты заболел, утром я позвоню доктору Кейтону.
-Но я же…
-А я попрошу Уильямса согреть тебе молоко и покопаюсь в аптечке, - твердо добавил доктор Андерсон.
У Джейсона больше не было сил протестовать.
Поверх бессильно уткнувшейся в широкое плечо платиновой головы, мужчины обменялись многозначительным взглядом. Губы доктора дрогнули в усмешке, О’Коннел чуть слышно вздохнул и, легко подняв юношу на руки, понес в спальню.
***
На следующее утро О’Коннел настоял, чтобы Джейсон остался в постели. Юноша не противился, и хотя никаких симптомов простуды он не чувствовал, нельзя было сказать, что он чувствовал себя хорошо. Во всем теле была такая вялость, что совершенно не хотелось что-либо делать, даже подниматься с кровати. Джейсон с отрешенным видом выслушал наставления О’Коннела, возможно, соглашаясь, кивнул, но даже не заметил, как тот вышел из комнаты. Кажется, действительно приходил доктор Кейтон. Джейсон видел его почему-то расплывающееся лицо, но что спрашивал и делал доктор - он не запомнил. Когда дворецкий принес обед на подносе, Джейсон с удивлением обнаружил, что часы показывают начало первого, и не смог вспомнить, завтракал он сегодня или нет. Впрочем, процесс поглощения пищи его разум тоже не зафиксировал. Только когда Уильямс забирал поднос, подумал, что тарелки стали какими-то другими.
-Судя по всему, ужин тебе понравился больше, чем обед. Ты съел все.
Джейсон изумленно посмотрел на стоящего в дверях О’Коннела. Ужин? Юноша с недоумением повернул голову к окну, и обнаружил за стеклом темноту.
-Да, спасибо, - пробормотал он, поворачиваясь обратно.
Но в дверях уже никого не было: ни О’Коннела, ни дворецкого. Джейсон нахмурился: время играло с ним какие-то шутки, которым он не находил объяснения. Смутные образы, которые он не мог отогнать, окутывали его разум своим сумеречным покрывалом. Джейсон вздохнул и, закрыв глаза, свернулся калачиком на постели. Что-то очень важное ускользало от его понимания. Что-то, что он вот-вот поймет. Что-то, что вот-вот откроется ему… Но их было слишком много, этих неуловимый мыслей-теней. Джейсон то тонул в каком-то непроницаемом небытие, то вдруг выхватывал необыкновенно яркие картинки. И все это было так странно, что он сомневался, где кончается сон и начинается бодрствование…
***
Когда он проснулся, в комнате было темно. За окном, как в дешевом фильме ужасов, стонал ветер, и под тусклым светом луны отбрасывали черные тени качающиеся ветви огромного бука. Юноша поежился.
Нет, ему не было страшно. Туман по-прежнему окутывал его своей расплывчатой дымкой, делая окружающие предметы нечеткими, а собственные ощущения приглушенными. Может, это опять был сон, но давящая сухость во рту была настолько настоящей, что Джейсон, не раздумывая, выскользнул из-под одеяла и, как был босиком, пошатываясь от слабости, отправился в ванну. Вода была холодной и тоже до ужаса реальной. И, утолив жажду, он вдруг задумался, почему проснулся один. Что-то случилось, или сейчас еще не так поздно? О’Коннел перебрался в другую спальню или просто еще работает в кабинете? Ноги сами понесли его прочь из комнаты.
Дом, казалось, вымер, погрузившись во мрак и тишину. Ни звука, ни полоски света в коридоре второго этажа. Огромный сумрачный холл, который он пересек по балюстраде и, наконец, тусклый свет, падающий из-за приоткрытой двери кабинета.
Джейсон услышал голоса и облегченно вздохнул, только сейчас поняв, что все-таки ему было жутковато в молчаливой пустоте темного дома. Теперь все хорошо: его не оставили одного. Он…
-Ты уверен, что это не слишком большая для него доза?
Юноша безошибочно узнал голос О’Коннела, правда, не сразу понял смысл вопроса.
-Ты опять во мне сомневаешься?
В голосе доктора Андерсона ясно прозвучало раздражение.
-Нет. Но ты же сам видел: он как будто вообще не понимает, что происходит вокруг.
-Если бы у него не было температуры, я бы дал ему успокоительное посильнее.
-Разве так необходимо…
-Черт побери, приятель! Ты просил меня ему помочь, так будь добр, верь мне не только на словах! Ему нужны эти таблетки, хотя бы они, раз я не могу лечить его по полной программе! Еще несколько дней, и именно в такой дозе. Или ты хочешь, чтобы приступ все-таки начался?
Джейсон, дрожа, попятился от двери. Это не могло быть правдой. Какой приступ? Какие таблетки? И от чего его спасла так вовремя поднявшаяся температура? Юноша развернулся и бросился прочь, но все-таки успел услышать ответ своего Бога:
-Прости. Конечно, так для него будет лучше.
Джейсон не помнил, как оказался в постели и закутался в одеяло с головой.
Это сон.
Он крепко зажмурил глаза, приказывая себе проснуться.
Это только сон.
Он не ощущал холода, но его так трясло, что он совсем съежился под одеялом, еще ближе подтянув колени к груди.
Это не может быть реальностью.
Джейсон все-таки заплакал и даже удивился, какими горячими и настоящими были его слезы.
Он не может предать меня. Только не ОН! Только не МЕНЯ!
Джейсон еще сильнее зажмурился и… проснулся.
Комнату заливали солнечные лучи, а за окном весело щебетали птицы, но его все еще трясло от этого липкого, размытого, но такого реального кошмара.
-Джейсон?
Юноша вздрогнул и медленно поднял голову с подушки. Светло-карие глаза блеснули золотом под ярким солнечным светом.
-Как ты себя чувствуешь?
О’Коннел прошел в комнату, присел на край постели и погладил его по голове.
-Что со мной? Я болен?
-У тебя был жар. - Рука ласкала волосы, отводя с щеки платиновые пряди. - Помнишь, доктор Андерсон сказал, что ты весь горишь?
Джейсон медленно кивнул, пристально вглядываясь в лицо своего любимого.
-Я вызвал доктора Кейтона, он подтвердил серьезность заболевания. Ты не помнишь?
Юноша помотал головой.
-Смутно.
-У тебя была очень высокая температура. Ты нас напугал, малыш.
-Вас или тебя? - золотые глаза сердито сузились.
-Что ты имеешь в виду? - непонимающе нахмурился О’Коннел. - Конечно, мы все волновались за тебя.
Джейсон лишь на мгновение опустил ресницы, ругая себя за несдержанность, и когда он снова взглянул в лицо темноволосого мужчины, в его глазах плескалась тревога.
-У меня долго был жар?
-Три дня.
-Ох, прости. Я так тебя расстроил, любимый.
Джейсон сел и обвил руками О’Коннела за шею, пытаясь прижаться к нему. Мужчина чуть помедлил, потом развернулся и тоже обнял хрупкое тело юноши.
-Ну, что ты, малыш. Главное, что тебе уже лучше.
-Да. Только слабость и легкая тошнота.
В обнимающих его руках было так уютно, тепло и спокойно, что Джейсон на какое-то мгновение поверил, что ничего не изменилось. Нет никакого доктора Андерсона, ревности, подозрений, глупого сна… Они по-прежнему только вдвоем, и скоро уедут из этого города…
-Доктор Андерсон считает, что тебе надо еще несколько дней провести в постели, чтобы окончательно поправиться.
Джейсон позволил себя уложить и даже улыбался, когда О’Коннел поправлял ему подушку и заботливо укутывал одеялом.
-Хочешь, я принесу тебе поесть? Съешь, сколько сможешь.
Джейсон согласно кивнул.
-Я ужасно голоден.
Он задумчиво смотрел в окно, сохраняя на губах застывшую улыбку, как будто был не уверен, что сможет вернуть ее, когда надо будет снова улыбаться. Джейсон отказывался верить, что случившееся ночью было не сном. Вот только горький осадок сомнения не желал проходить.
«Ты меня не предашь. Только не ты… Пожалуйста, только не ты…», - возносил Джейсон отчаянную молитву своему Богу.
***
-Кстати, звонил твой сокурсник, Виктор Мэлон, - сказал О’Коннел, входя в спальню с подносом, на котором красовались тарелка с кашей, фрукты, две аппетитно пахнущие сдобные булочки и стакан сока. - Он все еще в Европе, но жалуется, что отчаянно скучает. Грозится, что когда вернется, закатит грандиозную вечеринку. - Джейсон чуть улыбнулся, представив, как его сдержанный любовник со страдальческим выражением лица выслушивает бойкий стрекот словоохотливого Вика.
Джейсон не любил светские сборища своих сотоварищей, но так же, как и О’Коннел, хорошо понимал, что совсем игнорировать их не стоит.
-И когда же он планирует вернуться?
-В конце месяца. Но я сказал, что ты серьезно болен и вряд ли сможешь присутствовать на его вечеринке, - закончил антиквар.
-Вот как? - Джейсон нахмурился.
Обычно он безоговорочно признавал авторитет О’Коннела. Но прежде его мнением всегда интересовались. Это было своеобразным ритуалом: старший высказывал свое предложение, слушал, что думает по этому поводу младший, и мягко настаивал на своем выборе. Но так, чтобы и Джейсон пришел к мысли, что это лучший вариант. Юноша не имел ничего против и соглашался.
А сейчас Джейсону вдруг пришла мысль, что на самом деле О’Коннела не интересовало, что думал по этому поводу он. Просто раньше у его любовника было желание создавать иллюзию равенства. А сейчас он почему-то даже не желал ему выздоровления за три недели…
-Я бы хотел пойти, - он сумел «удержать лицо», но не успел остановить сорвавшийся с губ протест.
-Ты слишком слаб, - нахмурился мужчина.
-Конечно, если достаточно поправлюсь к тому времени, - Джейсон лучезарно улыбнулся и протянул руки за подносом. - Ты ведь тогда позволишь мне, правда?
О’Коннел внимательно изучал запрокинутое к нему бледное лицо платиноволосого эльфа. В золотых глазах юноши было столько мольбы… Брюнет вздохнул и согласился.
-Если только ты достаточно поправишься.
-Я постараюсь, - кивнул Джейсон. - Иди, я поем сам, - сказал он, когда О’Коннел устроил у него на коленях поднос, - у тебя столько дел. Не хочу тебя задерживать.
Он проводил своего любовника все той же ласковой улыбкой, а потом съел фрукты и две булочки, не притронувшись к каше, достаточно жидкой, чтобы в нее можно было что-то подмешать, и запил завтрак простой водой из-под крана, вылив сок в раковину. Юноша так и не решил, считать сон реальностью или нет, но так ему было спокойнее. И, повинуясь интуиции, Джейсон притворился спящим, когда О’Коннел вернулся за подносом.
«Я поправлюсь к этой дурацкой вечеринке», - упрямо подумал Джейсон, слушая, как затихают удаляющиеся шаги его любовника.
***
Джейсон лежал на террасе в шезлонге и читал книгу. Огромный зонт защищал от палящего солнца, но никак не спасал от удушливого зноя. Все равно на улице было лучше, чем в спальне, которая за время болезни до ужаса ему надоела.
За прошедшие три дня юноша так и не притронулся ни к чему «подозрительному» из приносимой пищи и теперь чувствовал себя совсем здоровым. Избавляться от ненужной еды оказалось до смешного просто. Уильямс уходил сам, оставляя поднос и возвращаясь за ним через какое-то время. О’Коннел тоже не пытался остаться, когда Джейсон отправлял его работать. С одной стороны, такая покладистость причиняла юноше боль, потому что ему казалось, что темноволосый мужчина с облегчением отказывается от его общества. С другой стороны, это сильно упрощало задачу избавления от возможно находящегося в его пище лекарства. Он не знал, сколько времени должны продлиться те «несколько дней», в течение которых доктор Андерсон настаивал на приеме каких-то таблеток, но вплоть до вчерашнего вечера старательно симулировал вялость и отрешенность: после еды более явную, потом - менее очевидную. Сегодня с утра он рискнул проявить хоть какую-то сосредоточенность и перебрался в шезлонг, прихватив с собой книгу. На самом деле ему лень было читать, в основном он размышлял с закрытыми глазами. Стороннему наблюдателю, показалось бы, что юноша спит, время от времени просыпаясь и пытаясь хоть что-то прочитать, но его внимания хватает от силы на пару страниц, а потом он снова погружается в дремоту.
Эта непонятно откуда взявшаяся уверенность, что ему надо вести себя именно так, уже не пугала Джейсона. Он твердо решил следовать своему инстинкту самосохранения, а так же, после длительных раздумий, отмел мысли о причастности своего любовника к происходящему. Он предпочел считать, что О’Коннел каким-то образом обманут, чем допустить мысль о предательстве своего Бога.
-Вот ты где, - звук мужского голоса заставил его вздрогнуть и обернуться. - Как ты себя чувствуешь?
Под внимательным взглядом доктора Андерсона Джейсон изобразил легкую улыбку и слабым голосом откликнулся:
-Уже лучше. Правда, еще немного кружится голова...
-Ничего, Джейсон. Скоро ты совсем поправишься.
Юноше очень не понравилась улыбка, мелькнувшая на лице белокурого мужчины.
-Откуда эта странная тошнота, доктор? - как можно наивнее поинтересовался он. - Температура спала несколько дней назад.
Доктор прошел на террасу и уселся на каменный парапет, хотя рядом с шезлонгом стоял пустой стул. «Но тогда мне бы было хорошо видно его лицо», - усмехнулся про себя Джейсон, - «а так я смотрю на него против солнца…»
-Тебе давали очень сильные антибиотики, - спокойно ответил блондин. - К сожалению, их применение имеет некоторый побочный эффект. Но главное было устранить причины заболевания.
Звучало правдоподобно, но Джейсону все равно уже не хотелось верить доктору Андерсону. Если его любовник ни в чем не виноват, то виновник всех его бед сидит сейчас перед ним. Больше вариантов не было.
-Да, мистер О’Коннел рассказывал, что я несколько дней вообще был без сознания.
-Он очень волновался за тебя, - подтвердил блондин.
В голосе доктора слышалась легкая насмешка, и Джейсона просто взбесила та небрежность, с которой этот мужчина позволял себе говорить о его любовнике. Как будто он имел полное право подкалывать, насмехаться, издеваться над О’Коннелом! От внезапно нахлынувшей ярости перехватило дыхание, захотелось наброситься с кулаками на усмехающегося наглеца. Но юноша каким-то чудом сдержался, не поддавшись своему первоначальному порыву, а потом внезапно понял, чем может отомстить прямо сейчас.
-О, да. Он всегда такой заботливый, а в последнее время особенно, - мягко сказал Джейсон. - Вы же помните, что он так беспокоился обо мне, что отправил к Вам из-за простого переутомления. А теперь он готов забросить работу, лишь бы быть все время рядом со мной.
Джейсону трудно было увидеть наверняка, вызвали ли его слова какую-то реакцию: бьющее в глаза солнце мешало разглядеть выражение лица доктора Андерсона. Но ему все равно показалось, что улыбка противника померкла.
-Я почти прогоняю его из спальни в кабинет. Вы же его знаете: потом он будет страшно переживать, что не сделал все вовремя. Так ведь?
Блондин вынужден был ответить:
-Конечно, так.
В его голосе больше не было насмешки. Теперь в нем звучало тщательно контролируемое, и от этого заметно натянутое, спокойствие. Джейсон широко улыбнулся: значит, он бьет точно в болевую точку ненавистного соперника.
Он продолжил в красках описывать как заботился о нем О’Коннел, но его мысли неожиданно приняли другое направление. Соперник. Доктор - его соперник. Он давно это знал, но как-то не называл вещи своими именами столь явно. Если О’Коннел по каким-то причинам терпит общество старого друга - может из-за сентиментальных воспоминаний, может, это как-то связано с бизнесом - то ему-то, Джейсону, ничто не претит заняться доктором самому. Блондин мешает. Значит, надо избавиться от помехи.
Джейсон вздрогнул и замолчал.
В первую секунду мысль ужаснула, но уже через мгновение юноша чуть не рассмеялся: он же не думал о полном устранении доктора Андерсона, а вот избавиться от его присутствия в их жизни, может быть, заставить его уехать из города, поссорить с О’Коннелом - казалось очень привлекательным. Джейсон не сомневался, что если он все тщательно продумает, то у него получится.
-А что ты читаешь?
Юноша обнаружил, что сидит, уткнувшись в книжку, а доктор воспользовался неожиданной паузой, чтобы уйти от неприятной для него темы.
-Джакомо Леопарди, - кратко ответил Джейсон, втайне надеясь поставить доктора в тупик не слишком распространенным писателем.
-Интимная лирика? - Немного ехидно отозвался блондин. - «Бесконечность» или все-таки «Дневник размышлений»?
-Лучше, конечно, стихи, - как можно спокойнее отозвался юноша, слегка уязвленный неудачей и насмешливым тоном доктора. - Но вообще-то мне больше нравится «Разговор Малабурно и Фарфарелло».
-Никогда не читал, - спокойно признался в своем невежестве доктор.
Юноша удивился и в который раз напомнил себе, что нельзя недооценивать этого мужчину: он умнее и сильнее, чем пытается казаться.
-Очень короткая вещь. Всего две страницы, - сказал Джейсон, протягивая книгу.
Доктору ничего не оставалось, как слезть с парапета и устроится на стуле рядом с юношей. Теперь ему некуда было прятаться, и на мгновение, когда он забирал книгу, их взгляды схлестнулись. Показное спокойствие на поверхности, гнев и упрямство внутри. В янтарных глазах горел такой вызов, что ресницы дрогнули над голубыми глазами, а потом и вовсе опустились. Мужчина уткнулся в книгу, а Джейсон победно улыбнулся, продолжая изучать красивое лицо читающего блондина. В простой футболке и светлых джинсах доктор выглядел так неформально и молодо, что юноша задался вопросом, сколько ему лет. Создавалось впечатление, что этот мужчина старше его самого всего лет на пять-шесть, что, конечно же, было абсурдом: учеба в университете, собственная, и очень неплохая, практика, прочная репутация… Доктору никак не могло быть меньше тридцати, но ему совершенно невозможно было дать больше двадцати пяти лет. Джейсон вдруг обратил внимание, что доктор обходится без очков. Конечно, может быть, у него дальнозоркость, и очки как раз не требуются для чтения, или такой незначительный минус, что он может читать и без очков. Всему можно было найти разумное объяснение, но Джейсону все равно этот факт казался подозрительным.
Доктор поежился, как будто пытаясь стряхнуть с себя пристальный взгляд юноши, но так и не поднял головы. Его рука, перевернув страницу, осталась лежать на книге, закрывая лист, где уже начинался текст следующего произведения, и Джейсон вперился взглядом в тонкие пальцы, чувствуя, как все холодеет у него внутри.
На руке доктора под ярким солнцем сверкал золотой перстень. Луч света преломлялся на четких гранях рубина, делая камень кроваво-красным, как будто пульсирующим и дышащим изнутри. Джейсон досконально знал и это странное свойство драгоценного камня и замысловатый рисунок оправы, часто рассматривая перстень на руке своего любовника. Но О‘Коннел носил его, не снимая, и утверждал, что это кольцо - его талисман. Он не мог отдать его доктору. К тому же, всего несколько часов назад Джейсон видел его именно на руке О’Коннела. Значит, было два одинаковых кольца: оригинальных, дорогих и, несомненно, старинной работы. Почему-то Джейсон подумал, что когда-то, очень давно, их заказали для того, чтобы сделать нерушимым чей-то союз. Он не видел другой причины для дублирования столь уникального ювелирного изделия. А теперь один такой перстень носил его любовник, а другой красовался на руке недавно появившегося в его жизни доктора Андерсона.
Мысли путались, обжигая леденящим холодом. Это не могло быть простой случайностью и было мало похоже на чисто «дружеское» прошлое. «Интересно, что придумает доктор, если спросить его о кольце? Насколько правдоподобной будет его ложь?», - подумал Джейсон. Ему хотелось это узнать, но было страшно услышать хоть какое-то подтверждение своим догадкам. И пока он медлил, решаясь на вопрос, доктор поднял голову и откинулся на спинку стула.
-Интересная теория. В духе романтизма, - хмыкнул он.
Джейсон вздрогнул, в первую секунду даже не сообразив, о чем идет речь: какая к черту теория? Вспомнив, он раздраженно вздохнул: теперь его не интересовало мнение доктора о рассказе, но, тем не менее, юноша поддержал разговор.
-Вам не понравилось?
-Ну, почему же… - Андерсон, кажется, и не заметил смену его настроения. - Это достаточно логично, что человек настолько самовлюблен, что не может ощутить полное счастье, и при этом не способен быть несчастным хоть один короткий миг. А этот пассаж бесспорно красив: «Лишь тот, кто спит и никогда не видит снов, лишен сомнений, слабостей, несчастья…» - процитировал доктор.
-«Возможно это лишь, когда нет чувств», - закончил Джейсон, и чуть более заинтересованно уточнил: - И что же Вам кажется неправильным?
-Ты так уверен, что после смерти нас ждет абсолютное счастье? - усмехнулся блондин.
Джейсон удивленно посмотрел на него.
-А Вы сомневаетесь? Точно этого никто не знает, но это тоже логично: не можешь чувствовать, не будешь и страдать.
Доктор не успел возразить.
-Конечно, логично, - ответил за него входящий на террасу О’Коннел. - Но, думаю, что больше Джейсону нравится мысль, что есть кто-то, кому по силам этим распоряжаться.
Юноша заулыбался и свесился с шезлонга, чтобы видеть подходящего к ним мужчину.
-«Дух бездны, наделенный силой Вельзевула»... Ты бы хотел иметь такую власть, да?
-Конечно! Кто бы от этого отказался? - Джейсон запрокинул голову и мягко улыбнулся, не отрывая глаз от О’Коннела.
Тот засмеялся и хотел присесть на корточки рядом с шезлонгом, но доктор встал, уступая ему свое место, и отошел на несколько шагов.
-Как ты себя чувствуешь, мой маленький Фарфарелло?
-Хорошо.
Так хотелось просто смотреть в темные ласковые глаза, но Джейсон опустил ресницы, впиваясь взглядом в правую руку О’Коннела. Конечно, перстень был на месте. Юноша не знал, радоваться или огорчаться этому факту. Что хуже: талисман в подарок или вечное напоминание о совместном прошлом?
-Я бы сказал, еще не слишком хорошо.
Джейсон поднял голову, встречаясь глазами с доктором Андерсоном. По лицу юноши пробежала тень: кто он такой, черт побери, чтобы вмешиваться? Блондин чуть усмехнулся и направился в дом, но Джейсон слышал, что его шаги замерли на пороге.
-Нет, я чувствую себя очень хорошо, - упрямо повторил юноша и, снова глядя на О’Коннела, улыбнулся. - Я бы хотел пойти вечером на прогулку.
Мужчина нахмурился.
-Не думаю, что это хорошая идея.
Джейсон улыбнулся еще шире и вдруг обвил руками широкие плечи, привлекая его к себе.
-Небольшая прогулка вдвоем, любимый. Для этого я уже вполне здоров.
Джейсон знал, что доктор слышит его достаточно громкий шепот, но сегодня он не собирался соблюдать приличия, напротив - подобная демонстрация интимности входила в его планы. Теперь он знал, что это неприятно для красавца-блондина, так что его любовь превратилась в оружие, которым он отныне собирался пользоваться против соперника.
-Ты заедешь за мной, когда закончишь работу. А в городе мы найдем какой-нибудь маленький уютный ресторан, поужинаем, а потом немного пройдемся. И обещаю, - он почти коснулся носом щеки своего любовника, - как только я почувствую хоть что-то, похожее на усталость, то сразу скажу тебе об этом.
Джейсон еще ближе притянул к себе О’Коннела.
-Мы так давно не были вместе...
Он легко прикоснулся губами к сомкнутым губам темноволосого мужчины, заставив того вздрогнуть. Но О’Коннел тоже никогда не любил публичного проявления чувств, поэтому юноша списал его реакцию на неожиданность поступка. Тем более что со второй попытки упрямые губы чуть дрогнули в ответ.
-Не волнуйся, со мной все будет хорошо.
-Но...
И все равно он удивился собственной смелости, когда не дал О’Коннелу договорить, впившись в его приоткрывшийся рот жадным поцелуем. И вдруг стало плевать на доктора и на разыгрываемый перед ним спектакль. Джейсон больше не играл. Теплые губы под его губами так пьянили и возбуждали, что он еще сильнее стиснул широкие плечи, и запустил другую руку в густые волосы на затылке. Мужчина попытался отодвинуться, недовольный такой несдержанностью, но Джейсону вдруг показалось, что он умрет, если не сможет еще хоть чуть-чуть продлить этот отчаянный поцелуй. И когда губы О’Коннела, наконец, стали отвечать ему, в голове не осталось ни одной связной мысли. Сковавший его холод отступал и плавился в нарастающем жаре. Теперь стало мало «продлить чуть-чуть», хотелось, чтобы это наслаждение не кончалось никогда. Но О’Коннел все-таки разорвал поцелуй, и Джейсон разочарованно всхлипнул.
-Я соскучился по тебе… - жарко прошептал он, по-прежнему крепко прижимаясь к своему любовнику.
-Я тоже, - легкая натянутость утонула в тягучей мягкости ответного шепота, но мужчина отстранился еще дальше.
-Ненавижу болеть, - выдохнул Джейсон и нехотя отпустил его. - Так мы поужинаем сегодня в городе?
-Да, - сдался О’Коннел и, потрепав платиновые волосы, встал. - А теперь отдыхай, я позову тебя к обеду.
Джейсон кивнул и, только провожая взглядом уходящего мужчину, обратил внимание, что на террасе они были только вдвоем. Он довольно усмехнулся и откинулся в шезлонге. Кажется, его «оружие» действует. Если так пойдет и дальше, то в победе можно не сомневаться.
***
За обедом они были только вдвоем: доктор Андерсон уехал, сославшись на неотложные дела, но, несмотря на то, что блондин попрощался с Джейсоном с нейтральным выражением лица, юноша видел за его спокойствием именно то, что хотел видеть: напряжение и недовольство. «Идите к черту, доктор», - подумал Джейсон, с легкой улыбкой произнося приличествующие прощанию слова. - «Он - мой».
А О’Коннел вел себя так, как будто не заметил ничего: ни брошенного его юным любовником вызова, ни поражения своего друга. Он, как и раньше, еще до появления доктора, был мягок, ласков, но немного отстранен и сосредоточен на чем-то другом. Но Джейсон давно привык к такой манере его поведения. Работа никогда не вызывала в юноше ревность, не то что некоторые слишком ретивые пришельцы из прошлого… И даже когда О’Коннел все-таки оставил его одного, отправившись на деловую встречу, Джейсон еще несколько часов пребывал в самом радужном расположении духа, проникнувшись той атмосферой любви и нежности, которая царила между ними за обедом.
Однако, к вечеру его уверенность в себе снова пошатнулась. Сначала юноша ждал возвращения О’Коннела на террасе, но когда стемнело, вечерняя прохлада заставила его переместиться в дом. Джейсон устроился на постели и попытался опять взяться за книгу, но так и не смог сосредоточиться: циферблат часов притягивал его внимание гораздо сильнее, чем романтические стихи. А ведь после обеда казалось, что антиквар отправился по делам с явной неохотой. Тогда у Джейсона не было сомнений, что он поспешит вернуться домой, но теперь светящиеся цифры часов убеждали его в обратном, не показывая ничего утешительного, только медленно и неумолимо отсчитывая сначала минуты, потом часы одиночества. Джейсон зябко повел плечами и закутался в покрывало, но в спальне, которую они когда-то делили на двоих, теперь не хватало тепла, чтобы согреть даже одного человека. Юноша вдруг отчетливо понял, что во время его болезни О’Коннел здесь не ночевал. Это было обидно, но хоть как-то объяснимо, а вот почему его любовник не спешил вернуться в эту комнату, даже когда Джейсону стало намного лучше, юноша не понимал и теперь всеми силами старался не думать о том, что или кто был этому причиной. Но чем сильнее он старался «не думать», тем больше пробуждались в нем именно те мысли, которых он так старательно пытался избежать.
Джейсон не выдержал и потянулся к телефону, хотя прекрасно знал, что О’Коннел никогда не берет трубку во время переговоров. Как и следовало ожидать, и звонок в офис, и на мобильный остались без ответа. Но… была ли вообще эта «деловая встреча» на самом деле или это было свидание иного рода? Теперь Джейсона знобило так, что трубка еле удерживалась в руках, и он далеко не с первой попытки набрал еще один номер. Через несколько долгих гудков в трубке щелкнуло, и записанный на автоответчик голос доктора Андерсона начал говорить приветствие. В легком английском акценте юноше слышалась такая откровенная насмешка, что он поджал губы и изо всей силы отшвырнул телефон. Аппарат ударился о стену, упав на ковер искореженным куском бесполезной пластмассы и железок, но Джейсон не обратил на это внимания: он задыхался от ярости, кусая губы от собственного бессилия. Теперь ему стало жарко, и, казалось, что стены давят, лишая возможности дышать.
Юноша откинул покрывало, соскочил с постели и вышел из комнаты: ему вдруг захотелось очутиться там, где он мог почувствовать присутствие О’Коннела. Кабинет был именно таким местом - убежищем, несущим спасение, и Джейсон даже не заметил, как очутился в другом крыле здания, перед нужной дверью. Но все оказалось напрасным: комната, где каждая вещь была пропитана духом своего хозяина, стала такой же ловушкой, как и покинутая им спальня. Каждый судорожный вздох не приносил облегчения. Все плыло перед глазами, ускользало от понимания, просачивалось меж пальцев. Только холод в руке слегка отрезвил и привел в чувство. Джейсон недоуменно нахмурился, обнаружив себя перед распахнутыми створками оружейного шкафа, и, опустив глаза, увидел, что сжимает в ладони рукоятку тонкого итальянского стилета. Пальцы бессознательно погладили гладкую сталь, легли в удобные лунки… Джейсон глубоко вздохнул, но чуть не потерял сознание, еще глубже увязая в каком-то убивающем омуте. Юноша тряхнул головой. Нет, он не собирался умирать, и никогда не сдавался так просто. Джейсон выбежал в коридор и рванулся обратно к спальням, распахивая одну дверь за другой, почти ничего не видя в темноте и судорожно хватая ртом воздух. Но даже через удушье и пелену, которая стояла у него перед глазами, он упрямо двигался дальше. Распахнув очередную дверь, он сразу понял, что достиг цели. Не было ни капли сомнения в том, что О’Коннел все это время спал именно здесь. Собственное поведение не казалось Джейсону абсурдным, и следующий вздох принес с собой тот живительный глоток, который был ему так необходим. Он на мгновение замер на пороге, но двинулся вперед даже раньше, чем его глаза привыкли к темноте. Легкие снова наполнялись воздухом, как будто он шел под огромным сводом, и каждый шаг отдавался в голове гулким звуком мраморных плит, а не шелестом мягкого ковра. Величественная темнота окутывала его со всех сторон, но храм был пуст. Бог оставил в нем лишь тень своего присутствия, легкий флер дорогого одеколона и странный, сладковатый аромат «Шато Петрюс». Джейсон наткнулся на постель, рухнул на нее, как на алтарь, и, раскинув руки, уткнулся лицом в бархатное покрывало, безостановочно повторяя одно имя. Но его Бог был глух к безмолвной молитве. Джейсон знал, что Бог слишком занят, чтобы придти по первому зову, но ведь у него получилось призвать его в прошлый раз, заставив бросить все дела, вспомнить о своем присутствии. Тогда Джейсон даже не рассчитывал, что давно знакомый, но неэффективный способ избавления от боли в этом случае окажется действенным. Юноша хорошо помнил, как, вернувшись с вещами в приют из родительского дома, стащил на кухне нож и впервые полоснул себя по руке. Просто так, не задумываясь о странностях своего поступка. Он никак не мог избавиться от тягостного «прикосновения» пустого дома. Его не покидало ощущение, что здание ненавидит его так же, как недавно жившие в нем люди. Джейсон хотел смыть с себя воспоминания, очиститься, сделать им больно, показав, что они мертвы, а он ЖИВ. Он победил и хотел смеяться над их проигрышем. И ему безумно понравилось то ощущение счастья и свободы с легким привкусом боли и тяжелым пряным ароматом крови, которое он получил в итоге.
Джейсон сел, скрестив ноги, и улыбнулся, глядя на блеснувшее серебром тонкое лезвие. Он любил призрачный отблеск лунного света на безупречно отточенной стали, но вид медленно струящейся по клинку темной ленты нравился ему еще больше.
Кровь звала его, стучала в висках, грозя прорваться наружу, если он сам не укажет ей выход. И Джейсон, закусив губу, полоснул ножом по плечу.
Как всегда, в первый момент боль оглушала, заслоняя собой все восприятие действительности. Зато потом пожирала то, что снедало его изнутри, исчезала, смывая все, от чего он хотел избавиться. И следующий взмах ножом нес уже совсем другое. Странно-сладостное ощущение освобождения и наполняемости одновременно. Как в сексе. Когда уже не имеет значения, брать или отдавать. Когда все желания смешиваются в один слепящий комок удовольствия, и мир перестает существовать вокруг. Почти оргазм.
Вырвавшийся у Джейсона низкий стон, больше походил на звук наслаждения, чем боли. Но по-прежнему было мало. «Почти» не считается! «Почти» - это подобие чувства, ожидание чего-то большего, того, чего он заслужил, но пока не получил. Почти… Еще чуть-чуть… Совсем чуть-чуть…
Кровь завораживала. Настолько, что он не услышал, как к дому подъехала машина и хлопнула дверца, возвещая о возвращении хозяина.
Джейсон не слышал ни приближающихся шагов, ни голоса О’Коннела, зовущего его по имени. Он не видел, как заглянувший в комнату мужчина, оторопев, на мгновение замер на пороге, а потом бросился к нему. Он не чувствовал, как сильные руки трясут его за плечи, стараясь вывести из этого оцепенения, и одновременно, бестолково и безрезультатно, пытаются зажать кровоточащие раны, только пачкаясь и сдирая кое-где уже запекшуюся кровь…
Джейсон все еще ощущал себя внутри бордового кокона со знакомым одуряющим ароматом. Очень знакомым, очень…
Он поднял руку, лизнул окровавленные пальцы и улыбнулся.
«Шато Петрюс», - прошептал он, наконец, увидев обеспокоенное бледное лицо, склонившегося над ним О’Коннела, улыбнулся еще шире и потерял сознание.
RikaSA
http://www.mr-yaoi.ru